Слышно, как время идёт: В России закончилась эпоха

Когда 25 декабря 1991 года по древку над Кремлём пошёл вниз флаг СССР, я стоял на Красной площади. Я был тогда (как остаюсь и сейчас) под русским трёхцветным знаменем, но грандиозность и мистический масштаб пережитого остались со мною навсегда. Мне приходилось потом обсуждать этот миг со многими людьми – и с теми, кто сокрушался об СССР, и с теми, для кого падение СССР было крушением исторической России, и с теми, кто сражался против номенклатурного режима и радовался его, как тогда казалось, концу. Но все говорили об охватившем их чувстве безвозвратности и конца эпохи.

Эпохи бывают разные – особенно в нашей стране, стране с до сих пор непредсказуемым минувшим. Чем дальше в будущее, тем больше сомнений в прошлом. Святой Владимир – креститель Руси или викинг-разбойник? Иван Грозный – садист-убийца или праведный молитвенник? Пётр Первый – отец Отечества или антихрист? Александр I, декабристы, Николай I, Александр II, "первомартовцы", Александр III, Николай II, Ленин, Сталин, Брежнев, Горбачёв, Ельцин, Путин… Никакого "базового" общественного согласия, никакого всеобщего понимания целостной истории, хотя бы в смысле логики (а не оценок "хорошо"–"плохо")…

И единственными "точками согласия" для нас были и остаются точки слома эпох. Мы можем ненавидеть эпоху или боготворить её, рваться навстречу новой или замирать в ужасе в предчувствии её, но все мы понимаем: вот. Приехали. Теперь будет по-другому.

И 1 июля 2020 года – именно такой день.

Сам по себе Основной закон никогда не был в нашей стране чем-то подобным американской Конституции. В США Конституция – это объект поклонения, главная икона "гражданской религии", неизменная (во всяком случае, с 1789 года до Второй гражданской войны 2020 года) основа государственной идеологии.

"Русская Правда", автором первого извода которой называют Ярослава Мудрого, была всего лишь упорядоченным сборником сложившихся обычаев. Основной великокняжеской, а тем более царской самодержавной власти была воля Бога. А первые попытки "конституционных реформ", завершившиеся восстанием "декабристов", столкнулись, если верить легенде, с исключительно низким уровнем конституционного сознания солдатских масс. Поэтому революционерам якобы пришлось призвать солдат идти на площадь за доброго царя Константина и его жену – добрую старицу Конституцию.

Конституцией Российской Империи называют Основные государственные законы в редакции от 23 апреля 1906 года, ставшие прямым следствием Манифеста 17 октября 1905 года. Эта последняя попытка дополнить самодержавное правление элементами гражданского участия увенчалась катастрофой: самозваное "гражданское общество" требовало от государства капитуляции и прицельно било по тем самым трём основам – по православию, самодержавию и народности, по естественно сложившимся за века принципам, которые сами по себе никак не противоречили общественному согласию.

Крушение эпохи и её смена новой – кровавой и самозванческой – советской эпохой не имело никакого отношения к конституциям (ради которых якобы и совершались все революции 1917 года). На место тысячелетней православно-самодержавно-народной традиции пришла химера "светлого будущего", прикрывшая собой самозванческую и аморальную тиранию государственной бюрократии. Ну или – если отрешиться от моих субъективных оценок – строй, регулируемый Уставом КПСС и негласными номенклатурными инструкциями, полновластие партийного аппарата, общеобязательные идеологические "скрепы" и социалистическая-демократическая Конституция как важный элемент государственной пропаганды (в том числе выборы – такая же демонстрация трудящихся, как и 7 ноября на всех площадях страны).

Слом эпох 1990–1993 годов, казалось бы, подвёл черту под самозванчеством, тиранией и номенклатурным беззаконием. Крушение СССР, политические баталии рубежа 80–90-х и конституционный плебисцит 12 декабря 1993 года вроде бы обозначили новую роль Конституции и возникновение никогда прежде не существовавшего конституционного строя. Вне зависимости от отношения к Конституции 1993 года, к её содержанию, принципам и обстоятельствам принятия никто не сможет отрицать того факта, что последние 27 лет она реально выполняла роль юридической базы государственного управления. Соблюдать конституционные нормы оказались вынуждены в своей политической практике и государственные чиновники, и многопартийные депутаты, и губернаторы (в том числе избранные в 1996–1997 годах губернаторы-коммунисты, радикальные противники Ельцина и "его" Конституции). И было бы лукавством игнорировать тот факт, что последние 20 лет нашей исторической практики базировались – в той или иной мере – именно на Конституции. Потому что Путин по этому поводу не лукавит, а прямо этот факт признаёт.

Однако последующие 30 лет показали нам, что окончательного слома эпох так и не произошло. "Номенклатурный авторитаризм" позднего застоя рухнул и сменился тем, что называло себя рыночной демократией, а по сути стало базарной анархией. Вместо однопартийной номенклатуры власть расхватали множество "номенклатур" – олигархических кланов, мафий, "семей", региональных ханств. Они естественным образом скооперировались – иногда до степени неразличимости – с криминальной средой, а на смену "партийным инструкциям" пришли те самые "понятия". Которые вынужденно учитывали рамки, которые налагались – да! – той самой ельцинской Конституцией.

По самой своей сути Конституция 1993 года была построена по западным ("общечеловеческим") юридическим лекалам, причём в их карго-варианте. "Универсальные" нормы вошли в текст Основного закона в неизменном виде. А вот всё естественное, живое, связанное не только с буквой закона, но и с духом народа, из документа вычистили. В том числе – в порядке будто бы борьбы с обязательной государственной идеологией – фактически запретили национальную идею и национальные ценности.

За последнее время (да и раньше) было сказано много резких и жёстких слов в адрес этой Конституции. Заметим, что в основном высказанные претензии носили именно идеологический, смысловой характер и фактически относились к конституционной преамбуле. Но насильственная деидеологизация конституционного строя – вынесение за его рамки истории, традиций, религии и самого имени русского народа, без которого не было бы и российской государственности, – имела совершенно конкретные правовые и управленческие последствия.

Чем более "высушенной" становилась вертикаль власти, чем меньше произвола допускалось на всё более цивилизованном рынке (а не базаре), чем формальнее становились требования к KPI в управлении, бизнесе и социальной сфере, тем меньше оставалось в жизни и работе нашей новой номенклатуры внутренних, живых, моральных (да хотя бы понятийных) ограничений. Ничего не важно, никто не важен, и только один объект, заслуживающий постоянной и яростной защиты (от Начальства) – собственный зад.

На смену понятийной анархии со всё большей уверенностью в своей несокрушимости и неподотчётности вступал аморальный беспредел.

…Особенности провозглашения конституционной реформы, её проведение через парламент, порядок обсуждения, агитация, организация и проведение голосования стали ярчайшим подтверждением всего, что было сказано выше. Союз тылохранителей – кто умышленно, а кто и по фатальной недееспособности – вот этими своими действиями, их качеством и их "моральной безупречностью" (на самом деле нет) решил две противоположные задачи.

С одной стороны, он нанёс колоссальный ущерб патриотическому большинству страны. Очень многие люди, чья пророссийская и прогосударственная позиция складывалась десятилетиями, чья поддержка Путина опиралась на верность Отечеству (а не на желание выслужиться перед "превосходительством"), были ошарашены, расстроены или даже оскорблены.

Но, с другой стороны, всё происходящее с небывалой убедительностью показало: эпохе приходит конец. Её пора погребать. Обратного хода уже не будет – равно как не будет и иного (кроме ожидаемого) результата конституционного голосования. Это ясно.

А вот что вырастет на месте погребённой эпохи – вот это неясно никому. Крапива с чертополохом, по Ахматовой? Или живая Россия, сохранившая себя для будущего?